Я не закрою дверь перед моим народом
Джон МакЛарти | 5 апреля 2023 |
Это эссе было первоначально опубликовано 17 марта 2016 года.
Нет, я не буду это делать. Даже не трудитесь, чтобы меня уговаривать. Я не буду этим заниматься. Я знаю, что написано в своде наших правил. Я знаю о традициях. Я знаю все библейские тексты. Я знаю, что те, кто убеждают меня это сделать, исходят из давней, освященной веками убежденности. Я все это понимаю.
Но я не буду этого делать. Я не закрою дверь перед своими людьми. Я не скажу никому из них: «Не мой народ».
На протяжении десятилетий в моей общине были взрослые, которые никогда не расставались с подгузниками, так и не овладели языком и не крестились. Все-таки они мои дети. Если они попадут в ад, я пойду с ними. Если на небесах для них нет места, меня не интересуют небеса. Как какое-то место может быть раем, если мои дети были оттуда исключены, потому что они не могли справиться с требуемыми задачами, и не смогли получить необходимый туда пропуск?
В моей общине есть люди, над которыми совершали насилие под религиозными картинами, висящими на стене, и на кухнях людей, работающих в церкви. Затянувшиеся последствия этого насилия создали в них барьеры для той веры, которую мы справедливо прославляем. Эти жертвы жестокого обращения не являются «образцовыми христианами». Но, конечно же, вы не думаете, что я добавлю последнее слово насилия над ними: «Это не мой народ». «Здесь таким не рады».
Я также знал в широком кругу святого семейства, именуемого церковью, и насильников. Мужчины и женщины, жестоко обращавшиеся с детьми, и сексуально, и иным образом. Некоторых из них справедливо посадили в тюрьму. Они разбивают мне сердце, эти уродливые сыновья и дочери Бога, причиняющие вред молодым людям. Иногда я не хотел бы знать их, не видеть их лица, на знать их дела. Вы можете подумать, что я могу оправдать отречение от этих насильников, потому что я знаю и люблю их жертвы, но я отказываюсь от такого. Они все – мои.
В мой круг входят врачи, которые потеряли свои лицензии и, возможно, разум и, конечно же, религию своего детства. И вы хотите, чтобы я отрекся от них сейчас? Теперь, когда они больше всего нуждаются в доме, который они уже не смогут никогда потерять? Теперь, когда о них нужно заботиться после десятилетий их заботы? Они могут быть небезопасны для пациентов, поэтому их лицензии пришлось забрать. Я понимаю. Но на самом деле, неужели вы думаете, что я бы добавил это последнее проклятое слово: ты – не один из нас? Не просите меня говорить такое. Я не буду.
В мою общину входят библеисты, богословы и ученые, которых их исследования вынуждают не соглашаться с тем или иным пунктом адвентистского вероучения. Их детство, образование, бабушки и дедушки и двоюродные братья и сестры, а также основная религиозная идентичность — все это — адвентизм. Когда я был моложе, это были сначала мои учителя, потом сестры и братья. Теперь все чаще они мои дети. Вы думаете, что я, имея свои глубокие корни в этом сообществе, мог бы добавить свой голос к пронзительным доносам? Вы можете представить, что я присоединюсь к хору остракизма? Вы знаете, что я не буду это делать. Я не могу.
Если вы проследили со мной уже так далеко, пройдите еще немного дальше. Как насчет моих детей, которые ломают голову над вопросами гендерной идентичности и сексуальной ориентации? Я буду говорить о мужчинах, потому что лучше знаю их истории. Когда один из моих сыновей родится геем, попросите ли вы меня произнести слова отлучения или исключения из общины: «Не мой народ»?
Вы слышали его историю? Вы слышали о его неустанных, отчаянных поисках лекарства? Испытывали ли вы его боль от постов и визитов к психиатрам и христианским «специалистам по изменениям»? Чувствовали ли вы их отчаянную надежду после елеопомазания, что на этот раз, наконец, Бог ответит «да» на их пожизненную молитву и сделает их похожими на других людей? Вы сидели с ними в тот момент ожидания, на вершине арки их надежды, боясь задаться вопросом, вверх или вниз они полетят с это точки? Их вылечили? Потом сокрушительное, испепеляющее осознание: Бог сказал нет. Может быть, услышав все подробности этих историй, после того, как вы поплакали вместе с ними, вы все же сможете призвать религиозное рвение и вынести им приговор об отлучении. Я не могу. Я не буду.
Официальная политика нашей деноминации требует, чтобы мы приветствовали гомосексуалистов при условии, что они обещают безбрачие или приходят к нам только как гости. Требование вечного безбрачия — это предписание почти такое же жестокое, как дискредитированные ныне предписания их «изменения». Есть лица, для которых это возможно. Есть люди, гетеросексуальные и гомосексуальные, для которых это Божье призвание. Но за деноминационную политику проголосовали группы стариков, состоящих в браках десятилетиями. Они голосовали за то, чтобы возложить на других бремя, которое они даже на минуту не подумали бы нести сами. Для большинства из нас предписание пожизненного безбрачия так же реально, как пробежать босиком по горе Ренье в шортах и футболке. Мы не будем отрицать, что это возможно, просто эта возможность исключает нас, всех наших друзей и детей.
Так что я не скажу. Я не буду исключать из приветственного стола Иисуса моих детей-геев. Я не буду возлагать на них бремя, которое я бы даже не подумал нести на себе. Я лично обязуюсь тепло встречать своих детей-геев, требуя от них того же сексуального воздержания, которого мы ожидаем друг от друга, — верности.
Я приглашаю членов этого собрания встать вместе со мной и приветствовать тех, чья сексуальная и гендерная идентичность ненормальна.
Мы прославляем человеческий идеал, изображенный в историях о сотворении из Книги Бытие: мужчина и женщина навсегда вместе в счастливом союзе, в котором рождаются дети. В идеальном мире люди бы жили именно так. Мы также присоединяемся к Богу в сострадательном приспособлении к реалиям этого мира. Уже в книге Бытие не каждый союз мужчины и женщины счастлив. Не каждый союз является моногамным. Так и в нашем мире. Не у каждой пары есть дети. Не каждый взрослый женится. Мы не подвергаем остракизму людей, которые сталкиваются с этим отклонением от идеала. Мы склоняемся к далеким от идеальных практическим решениям человеческих проблем. Некоторые отношения становятся настолько ядовитыми, что развод будет лучше, чем брак. В древности такого рода практичность выражалась в законах о полигамии и левиратном браке как о способе гарантировать, что ни одна женщина не останется без поддержки и защиты.
В нашем мире мы делаем скидку даже для одиноких людей — той категории человеческого существования, которая нигде не упоминается в библейской истории. Все в Библии были частью семьи. Некоторые из семей были безумно неблагополучны. На ум приходят Иаков и его четыре женщины, двенадцать сыновей и одна дочь. Но никто из них не был холост, в современном понимании этого статуса. Ни у кого не было собственной квартиры. В Сиэтле сорок процентов домохозяйств состоят из одиноких людей. И мы приветствуем этих одиноких людей в жизни нашей церкви.
Тем не менее, согласно своду правил деноминации, если мужчина не подходит для брака в традиционном смысле, мы должны сказать этому мужчине: «Поклянись в вечном безбрачии или услышь наше слово отлучения: «Не наш народ».
Я не могу сделать это. Я не буду это делать.
Мы адвентистская община. Общины не создают доктрины; это делает международная организация деноминации. Но мы принимаем решения о членстве. Мы можем предложить членство нашим братьям и сестрам, нашим сыновьям и дочерям, призванным Богом стать частью адвентистской церкви, не требуя, чтобы они соответствовали какому-то теоретическому стандарту образцового человечества. Мы можем учиться и расти вместе.
Я прошу вас встать со мной и сказать всем детям Божьим: «Мои люди. Мои братья и сестры. Мои дети. Все они.”
Джон МакЛарти вышел на пенсию с поста старшего пастора церкви Грин-Лейк в Сиэтле. Он автор книги «Мой проклятый сын», которую можно купить для Amazon Kindle за 1 доллар.
