Почему я беру с собой в церковь детей?
Натан Нельсон | 5 мая 2016 |
Я никогда не был в восторге от церкви. По правде говоря, и сейчас я не в восторге. Вы слышали все это и раньше: лицемерие, манипуляция страхом, исключительность, осуждение. Все это – не редкие критические замечания, которые исходят от моего поколения, или людей помоложе. Эти замечания – не редкость и для более зрелых поколений, настолько старых, что они могут восходить к библейским временам. Первое письмо Коринфянам рисует картину ранней церкви, в которой становится ясно, что эти проблемы не уникальны для 21 столетия. Посмотрите на 1 Коринфянам 1:11-16, 6:5-8 и 11:17-21.
Моя личная история тоже не уникальна. Когда я был подростком, я не чувствовал, что я нужен кому то в моей церкви. Я не видел никого вокруг, у кого было бы желание заняться вопросом о том, как церковь, или даже адвентистская вера в целом, могут иметь отношение к моей жизни в этом современном высокотехнологичном и движимом научными открытиями обществе. Когда я задавал трудные вопросы, я получал либо слишком гладкие ответы, либо не относящиеся к делу. Хуже того, люди, которые окружали меня, казавшиеся наиболее мудрыми, были самыми критикующими мою церковь и временами даже мою веру.
Я получил образование в нехристианской школе, во время учебы которой я не посещал церковь, и даже не ассоциировал себя с членом церкви. Поэтому для меня было шокирующим событием, когда я поступил в адвентистский колледж. Я поступил в Валла-Валла, встретил там свою будущую жену, бросил колледж через два года, поженился и начал то, что я считаю довольно успешной карьерой в разработке программного обеспечения.
Но, несмотря на возвращение в адвентистскую общину, несмотря на два года нового подключения к своим адвентистским корням во время учебы в колледже, и несмотря на обещание, данное моей жене, что я никогда не позволю ей ходить в церковь в одиночку, я обнаружил, что ситуация в мои поздние 20-е годы очень сильно похожа на ситуацию, когда я был подростком. Я все еще был разочарован церковью, с сильной верой в Бога, но без уверенности в том, что мне может подойти церковь, и мы с женой посещали общину периодически и без энтузиазма.
Затем жизнь изменилась. Я стал отцом.
И очень быстро мы стали регулярными посетителями церкви. Возможно, я должен уточнить и сказать, что мы стали регулярными посетителями Субботней Школы. Я не могу сказать, что я регулярно остаюсь на проповедь даже сейчас. Но почти в одно мгновенье мы стали посещать церковь каждую неделю.
Наши посещения не всегда проходили гладко. Мы пробовали присоединиться к церкви несколько раз, но даже после того, как проблемы, сопровождающие посещение общины с новорожденным и младенцем остались позади, нам все еще трудно убедить своих детей высидеть богослужение, сколько бы мы об этом не заботились. И хотя у нас много друзей и знакомых в церкви, (я иногда даже провожу уроки во взрослой Субботней Школе), у меня сохраняется возникающее время от времени настойчивое чувство того, что я остаюсь чужим здесь. Также у нас есть долгая история болезненно неудачных домашних групп, испорченных дружеских отношений, чрезмерно вмешивающихся в личную жизнь пресвитеров и пасторов, вездесущего принуждения к финансовым пожертвованиям, и неспособности большинства пасторов принять в ответ изящное «нет».
На самом деле, после возвращения в церковь и регулярного посещения в течение большей части десятилетия, я считаю, что в церкви изменилось не многое. По большому счету, церковь остается в том же самом дисфункциональном беспорядке, в котором я оставил ее, уходя подростком.
Но, несмотря на это, мы все еще регулярно посещаем общину. И как ни странно, сейчас я не чувствую себя разочарованным. Я больше не чувствую себя преданным или обманутым в ожиданиях. Я сейчас больше наслаждаюсь общением с окружающими меня людьми, и смотрю на церковь с несколько иного угла, понимая те точки зрения, альтернативные моей, которые люди здесь разделяют каждую неделю.
Я долгое время считал, что стал пресытившимся и циничным человеком, с фаталистичным отношением, который просто приспособился к новым обстоятельствам. А потом, однажды в субботу, когда я сидел в парке на еженедельном церковном пикнике – потлаке, смотря за тем, как мои дети играют с оравой других детей, носящихся вокруг, меня осенило.
Это мой дом.
Это моя церковь.
Я действительно не хотел бы оказаться в другом месте.
Все это потому, что на каждое болезненное воспоминание, которое у меня было о том, как я боролся за свою духовность в подростковом возрасте, не находя никакой помощи от церкви, у меня есть и другие воспоминания об улыбках и смехе со своими единоверцами – адвентистами после обеда в субботу. На каждую бессмысленную минуту, когда я считал время до захода солнца, чтобы можно было посмотреть вечерний фильм, у меня есть воспоминания о том, как я смотрел на закат с чувством благоговения и почтения, хотя эти чувства забывались быстрее, чем могли бы. На каждую смену тональности и негармоничное исполнение мелодии органистами церкви во время песенного служения, у меня есть ясные воспоминания о прекрасной музыке, которую я регулярно слышал. На каждое спортивное мероприятие, на котором я не мог присутствовать из-за субботы, были дни, когда я наслаждался покоем, зная, что я не буду работать на выходных.
Хотя у меня было много приятных воспоминаний о церковных пикниках после обеда в субботу с моей семьей, об экскурсиях со следопытами, лагерных собраниях, песнях, и музыкой, которую я могу вспомнить, но дело было не в том, что эти счастливые воспоминания привели меня назад. Мое адвентистское детство сформировало всю мою жизнь. В моих старших классах я сталкивался с вопросами моих друзей о моей вере, иногда это случалось каждый день, и я не мог хорошо на них ответить. Но иногда у меня получалось, и тогда я получал их отзыв: «Хорошо, может быть вы, адвентисты, и не совсем странные». Когда мой хор в неадвентистской школе попросили прийти и спеть в церкви Саннисайд, (это было частью концерта в честь Джестера Хейрстона, автора песен в стиле госпел), я был горд тем, что мои друзья придут и увидят адвентистское богослужение… не потому, что я считал, что оно их вдохновит, (это случилось с точностью до наоборот, но это другая история), но потому, что это была часть моей жизни, моей истории, меня самого, и я хотел поделиться этим.
Существовало множество причин, по которым я мог бы навсегда оставить церковь. Я наблюдал за тем, как друзья нашей семьи подвергались изоляции в общине из-за того, что они ушли от своих супругов, совершавших насилие. А церковь приветствовала их обидчиков. Я видел пасторов, которые разрывались на части, пытаясь привести свою хаотичную жизнь в порядок, и никогда не получая понимания от церковной семьи, которую они отчаянно пытались вести. И я видел слишком многих людей, которые покидали церкви, в то время как пресвитеры с облегчением вздыхали, радуясь тому, что уже не надо беспокоиться о том, как разговаривать с этими ушедшими.
Но я также видел те же самые церковные семьи, собравшимися вместе, когда случалась трагедия, и то, как они помогали людям во всем: от принесенной еды до ободрения, дежурства с детьми и поддержки деньгами, когда христиане переживали потерю своих отцов, матерей или детей. Я слышал хор общины в те редкие моменты, когда все мы чувствовали Божье присутствие, и они создавали не радостный шум, а прекрасные звуки, текущие в совершенной гармонии, просто потому, что мы чувствовали себя на пару мгновений прославляющими Бога. И я видел столько много людей, которые входили в субботу в двери церкви, чье напряжение таяло, потому что на несколько часов они чувствовали, что находятся в безопасном месте.
Я не могу забыть эти опыты и эти впечатления, даже если бы я и захотел этого. Но я этого и не хочу. Это часть того, кем я являюсь. Заходы, вечерние служения, церковные обеды… это может выглядеть как клише, но это часть моей жизни. Я адвентист. Я играю и другие роли в жизни, но этот факт сформировал мою жизнь гораздо больше, чем я могу представить. Я дорожу всеми теми событиями, которые сделали меня тем, кем я являюсь, даже плохими опытами.
И я хочу, чтобы эти опыты были частью жизни моих детей.
Это желание и лежит в основе того, почему я привожу моих детей в церковь. Вы понимаете, им нужно с чего-то начать. Мой друг однажды сказал: «Я не хочу, чтобы моих детей учили доктринам». Это было объяснением причины того, почему они не посещают церковь. Но факт заключается в том, что наши дети будут научены доктринам где-то, вне зависимости от того, как вы их воспитываете. Им нужно где-то начать. И когда они растут, они подтягиваются, учатся, задают вопросы, восстают. Вне зависимости от того, где они начинают, они проходят через все те же самые стадии, через которые прошел я, и мои друзья, через то, через что прошли наши родители.
Но они с чего-то начинали.
Куда бы ни привело их духовное путешествие, они будут всегда помнить место, с которого они начинали путь. Они могут пойти по другому пути, чем пошел я. На самом деле, я надеюсь, что они так и сделают. Я хочу вырастить детей, которые будут умнее и мудрее, чем я, которые будут самостоятельно думать, будут независимы и мудрыми сами по себе. Но у меня нет гарантии того, что когда-нибудь они не присоединятся ко всё возрастающей массе людей, покидающих церковь. Возможно, они не получат ответов на вопросы, которые им нужны, и их разочарование пересилит их воспитание в церкви.
Я немного сомневаюсь, что такое случится. Я упорно тружусь, чтобы честно отвечать на их вопросы, чтобы дать им здоровое и позитивное представление о Боге, но так же делали многие другие родители на протяжении веков. Мои наилучшие усилия не являются гарантией того, что дети останутся в церкви.
Но если они и не останутся, они всегда будут знать, откуда они пришли. Они могут ненавидеть свою историю, свои корни, свое происхождение, свое адвентистское воспитание. Но одно я знаю точно…
…Они никогда его не забудут.
Натан Нельсон изучал английский язык и театральное искусство в Университете Валла Валла, где он познакомился со своей женой, которая за 15 лет подарила ему двоих замечательных детей. Он зарабатывает на жизнь программированием компьютеров для Nike, производителя спортивной обуви. Он вырос как адвентист, но не уверен, как классифицировать себя в наши дни, возможно, «не член церкви, реформированный на половину, ещё не совсем отступник».